На свете случались времена, когда прогресс двигался неспешно, во всяком случае, куда как медленнее, чем сейчас, технические новшества сменяли друг друга не так стремительно, и социальные эксперименты (пусть и не было тогда такого понятия) растягивались на века, неспешно уничтожая их участников.
Наверное, нет в истории более яркого социалистического эксперимента, поставленного на людях, чем история Парагвая.
Причем началом этого эксперимента стоит считать не правление доктора Франсии (о котором речь, конечно, непременно пойдет, но позже), а — так называемые иезуитские редукции, поселения, в которые были согнаны местные индейцы (преимущественно гуарани, о которых колонизаторы писали как о каннибалах, откармливающих женщин даже своего собственного племени «на черный день» — понимаете, как они относились к чужакам).
Иезуиты сумели завоевать расположение гуарани своим жестким противодействием обращения последних в рабство.
В итоге (с 1608 года) появились те самые «редукции» — поселения, где главой администрации был иезуит, а населением — воцерквленные гуарани.
Строго регламентированная жизнь в таких поселениях (числом 18, при 170 тысячах жителей — в момент расцвета, все — на территории Парагвая) была неким рывком вперед для гуарани — иезуиты обучали их новым приемам обработки почвы и возделыванию новых культур и ремеслам (чего раньше гуарани не знали), а ведущей отраслью стало скотоводство — стада в редукциях были тучны и многочисленны.
Часть произведенного экспортировалась за предел редукций — выручка в лучшие года составляла около 100 тысяч песо в год (важнейшими статьями расходов были — 1. Украшение церкви и 2. Уплата налогов светским властям), что было чрезвычайно много для нескольких деревень.
Правда, заметим, что и доход редукций, достигнув своего пика в середине XVII века, падал с тех пор неуклонно.
Регламентация жизни в редукциях пронизывала всё — начиная от единообразной архитектуры поселений (в центре которых, понятно, была площадь, в центре которой, в свою очередь, находился собор, выдержанный непременно в стиле барокко.
Дома строились одинаковые — обязательно кирпичные с соломенной крышей, рассчитанные на 4-6 человек каждый — это была одна очень маленькая комната с глиняным полом.
По описаниям, обстановка внутри была ужасающей, грязь, вонь, насекомые — тем мощнее был контраст с убранством храмов, именно на них тратилась большая часть полученных от экспорта денег.
Колокол ежеутренне созывал поселенцев на молитву, после которой следовал общий завтрак (прием пищи был регламентирован и являлся общим собранием своего рода и одновременно — перекличкой).
Поселенцы шли на работу, утренняя и вечерняя часть была разделена сиестой, в воскресенье или праздник работы не проводились.
Собственности поселенцам не полагалось — их кормили и одевали, распределяя совместно нажитое, которое складывали в специальных общественных хранилищах.
Впрочем, допускалось что-то вроде «огородов» — у каждой семьи был собственный небольшой надел, работать на котором, однако, можно было весьма ограниченное время.
Денег не существовало, не существовало и товарообмена между редукциями.
Кроме еды, распределялся холст для одежды (5,5 кв. м. в год на мужчину и 4,5 на женщину), каждая семья получала нож и топор и т.п.
«Можно им давать что-либо, чтобы они чувствовали себя довольными, но надо следить, чтобы у них не появилось чувство заинтересованности» — эта фраза из наставлений иезуитов хорошо характеризует их «социалистический подход» и отношение к труду, которого они добивались.
Характерно, что в конце концов экономика редукций пришла в упадок (сказалась незаинтересованность гуарани в работе, как следствие — чрезвычайно низкая и, более того, стабильно падающая производительность труда), и тогда иезуиты вяло пытались ввести некие экономические новшества, допуская частичную частную собственность — но делали это слишком осторожно, и успеха этот почин не имел.
Регламентировано было и управление редукциями, в котором принимали участие не только иезуиты (собственно, иезуит был — один на поселок, так сказать, местный глава администрации, из «белых» еще викарий — священник, но в конце истории редукций и эту роль, роль «политрука», нередко занимали выходцы из индейцев), но и многочисленные местные, «касики».
Надо сказать, что касики избирались (по списку, предложенному иезуитом) простым поднятием рук.
Законов не существовало — все дела велись на усмотрение патера — иезуита, который мог отменить любое распоряжение касика, и в любой момент заменить касика, предложив избрать вместо него другого человека.
Касики распоряжались при проведении работ, наблюдали за соблюдением постов, были, своего рода, старостами и десятниками в поселках.
И еще — командирами в ополчении.
Ополчение было создано для защиты от охотников за рабами — бандейрантами, или, иначе, паулистами (Сан-Пауло был крупнейшим центром работорговли на континенте) — каждая редукция имела в своем составе восемь рот во главе с капитаном.
Армия оказалась крепка — бандейранты потерпели несколько серьезных поражений и надолго оставили редукции в покое, предпочитая добычу попроще.
Надо сказать, что иезуиты всячески противились гражданским властям колоний — их власть об бога, она выше власти светской…
Что, в итоге, и сыграло свою роль в судьбе редукций: в 1750 году по испано-португальскому договору 7 редукций были переданы в управление Бразилии.
Иезуиты не согласились с этим решением — начался открытый саботаж решений властей, вылившийся, в итоге, в войну Испании и Португалии против гуарани.
Последние имели вполне боеспособную армию, но все же, в итоге пятилетней ожесточеннейшей и кровопролитнейшей войны, потерпели поражение.
Сказалась лучшая обученность и лучшее вооружение войск европейских держав — в одном из решающих сражений, например, погибло 1113 гуарани и всего четверо их противников.
Экономический упадок редукций не позволял им вести серьезную войну — денег («экспортной выручки») не хватало на оружие, а «общественные земли» с трудом могли уже прокормить и население, и армию.
В 1758 году все было кончено: гуарани были разгромлены повсеместно.
В 1759 году орден иезуитов был запрещен в Португалии, а в 1768 и на испанских территориях — имущество редукций было конфисковано казной (при учете выяснилось, что одно только поголовье скота составляло 725 тысяч), иезуиты высланы из страны.
Население редукций вернулось к своей обыденной жизни: подавляющее большинство гуарани, оставшись без земли, ушли в лес, занявшись традиционным делом предков — охотой и рыболовством.
Но память о «социализме», конечно, сохранялась в рассказах, воспоминаниях и преданиях не слишком-то глубокой старины, и когда появился (в 1811 году) новый мессия, «спаситель» и «отец нации» — метис, выходец из Бразилии, доктор Франсия, то его обещание «социализма» и «уравниловки» упали на отлично подготовленную почву.