Как доктора и пациенты в России бьются за препараты от коронавируса — хотя они почти никому не помогают

В начале сентября число россиян, заразившихся коронавирусом, превысило миллион. Во многих регионах страны, судя по статистике, уже начинается вторая волна эпидемии. Однако в России до сих пор никто точно не знает, как наиболее эффективно лечить пациентов. Мы изучили, чем лечили (и лечат) россиян от коронавируса, кто зарабатывает на противовирусных лекарствах, почему COVID-19 почти не поддается терапии — и что с этим всем делать.

Схватка за лекарства

«За время работы в России мы ко всему привыкли, но это был шок. На пике пандемии в регионах нашим дистрибьюторам открыто говорили: не отгрузите нам достаточное количество лекарств от ковида, можете забыть про наш рынок — мы вас выдавим», — рассказывает источник в «Санофи», одной из крупнейших фармацевтических компаний мира. 

Весной 2020 года переговоры о закупках лекарств в России были напряженными. Вспоминает представитель «Санофи», что Москва и Московская область «подсуетились с заявками на лекарства» первыми, зато в регионах наблюдался «бардак»: нужного объема лекарств у поставщиков уже не было, местные власти осаждали дистрибьюторов. В итоге фармкомпаниям, как они сами утверждают, приходилось изворачиваться, чтобы обеспечить всех.

Основная борьба развернулась за противомалярийный препарат гидроксихлорохин — на пике пандемии он считался главным лекарством от ковида. «Мы договорились об экстренных поставках из Европы на наш склад в течение месяца — службе логистики удалось все протащить через еле работающую в карантин таможню. Пока груз ехал, наши дистрибьюторы выкручивались, как могли: сейчас мы дадим вам меньше, потом — больше, пандемия одним месяцем не ограничится, лекарства будут нужны еще долго», — рассказывает представитель «Санофи».

Опрошенные врачи из разных российских регионов подтверждают эти слова. «Проблемы были в начале: не было лекарств», — вспоминает врач одной из барнаульских больниц, согласившийся поговорить на условиях анонимности. С ним соглашается инфекционист, доцент кафедры инфекционных болезней Дагестанского государственного медицинского университета (ДГМУ) Саният Магомедова: «Начальство пыталось достать [лекарства], не получалось. Говорили, что приезжали комиссии из Москвы: «Разве вам что-то нужно? У вас по статистике летальность низкая, дополнительно ничего не требуется»». Во время пика эпидемии Саният консультировала одну из больниц Махачкалы.

Бывало, что родственникам больного приходилось покупать лекарства за свой счет — не хватало даже простейшего антибактериального средства азитромицина, рассказывает на условиях анонимности врач Александровской больницы в Санкт-Петербурге. 

«Все знали, что где-то там, в Китае, а потом уже и в Европе есть коронавирус. По факту, никто в России не был к этому готов. Доходило до такого: в одной больнице этого лекарства завались, а в соседней — ноль, одна клиника с другой не делится. Нам коллеги из других фармкомпаний, у которых родственники в больницах лежали, писали, просили дать им возможность хоть что-то купить», — вспоминает представитель «Санофи».

На пике эпидемии никто не знал, что лекарства, которых так не хватало, не в состоянии победить коронавирус. Не появились они и сейчас — но все их ждут.

Из пушки по воробьям

40-летний топ-менеджер Егор заболел коронавирусной инфекцией в конце апреля. Началось с температуры: в первый день она поднялась до отметки 37,5, за четыре дня дошла до 39 и не снижалась. 

Егор, решив поначалу, что он простудился после бани, лечился чаем с лимоном и медом. Когда народные средства не помогли, сделал рентгенографию грудной клетки и компьютерную томографию (КТ): исследование показало двухстороннюю пневмонию. «Из поликлиники меня отправили домой и велели вызывать врача. Дальше я весь вечер вызванивал скорую помощь. По полису ОМС [обязательного медицинского страхования] меня положили в больницу частной компании «Медси» в Красногорске — ее как раз переоборудовали под ковидную инфекционку», — рассказывает Егор.

В больнице он провел две с лишним недели, и за это время ему трижды меняли план лечения. В больничных листах, которые Егор переслал нам, в качестве препаратов первого выбора указаны антибиотики широкого спектра действия — «Амоксиклав» и азитромицин. В дополнение — витамины и отхаркивающий сироп «Лазолван». Температуру этот набор скинуть не давал, и Егор, посоветовавшись с братом, попросил врачей назначить ему гидроксихлорохин — препарат, изначально созданный для профилактики и лечения малярии, ревматоидного артрита и красной волчанки.

«Брат сказал: «Максимально настаивай на том, чтобы тебе его давали». В тот момент это было самое модное лекарство от «короны». Я сказал об этом врачу: «Брат советует, может, попробуете?» И мне начали давать гидроксихлорохин», — вспоминает Егор.

Список побочных действий от гидроксихлорохина довольно большой — от обильной диареи до фатального сбоя сердечного ритма, психозов и суицидального поведения. Медбрат одной из ковидных больниц в Нижнем Новгороде в разговоре с нами вспомнил пациентку, у которой от приема гидроксихлорохина была мышечная атония: «Не просто слабость, как у многих, а прям вставать не могла».

У Егора скакало давление: «верхнее» до 160 при норме в 119. Он пил новое лекарство шесть дней, но температура так и не упала. Врачи убрали гидроксихлорохин и вернули антибиотики. «Мне честно говорили: «В принципе, мы не знаем, чем тебя лечить. Долбим как из пушки по воробьям — может, попадем», — рассказывает Егор. Мужчина все-таки вылечился: организм, сделали вывод врачи, сам победил инфекцию.

«Мы начинали работать в апреле, Минздрав только утвердил методические рекомендации, по которым гидроксихлорохин следовало использовать в качестве противовирусного средства. Были работы, которые показывали, что он может быть эффективен — слабые доказательства, но ничего другого не было. При лечении пациентов в нашем стационаре какого-либо выраженного эффекта мы не наблюдали. К тому же многим он не подходил из-за риска сердечных осложнений, — рассказывает Дарья Камышова, клинический фармаколог Пироговского центра. — Позже появились данные исследований, что препарат, скорее всего, неэффективен — я этому даже не удивилась. Когда мы сократили использование гидроксихлорохина в лечении наших пациентов, не все врачи этому радовались — доктору сложно побороть желание лечить, даже если подходящих препаратов в принципе нет». 

Цена рекомендаций

Несмотря на противоречивые клинические исследования, гидроксихлорохин до сих пор остается в клинических рекомендациях Минздрава — вместе с другими препаратами, рекомендованными ведомством для лечения COVID-19.

«Пандемия, ажиотаж, невероятное ожидание в части поиска какой-то панацеи, которая может всех спасти. Понятно, что это происходит во всем мире — и даже Трамп зачем-то принимает гидроксихлорохин для профилактики ковида. Но в России мы столкнулись с тем, что те правительственные институты, которые должны выступать в качестве буфера между производителями и потребителями, берут на себя, по сути, функции рекламных агентств и вносят в методические рекомендации то, что им нравится», — возмущается Светлана Завидова, представитель Ассоциации организаций по клиническим исследованиям.

В качестве примера она упоминает антималярийный препарат мефлохин: его производит предприятие «Химзащита» Федерального медико-биологического агентства (ФМБА); препарат был в рекомендациях Минздрава до начала сентября, в новой версии рекомендаций его нет. 

Глава ФМБА, бывший министр здравоохранения Вероника Скворцова несколько раз называла мефлохин действенным средством для лечения ковида. «Он полностью подавляет вирус за 48 часов и снижает действие вируса на 75% при профилактическом применении», — говорила Скворцова. 

С февраля по апрель больницы закупили мефлохина на сумму в 7,6 миллиона рублей. В аптеках на него потратили 236 тысяч рублей. В 2019 году закупки мефлохина исчислялись всего 10 тысячами рублей (данные DSM).

«Препарат старый, тяжелый, с побочными реакциями, но в России он активно применяется при той же малярии. И у ФМБА возникла идея, что нужно его поставить в рекомендации для лечения ковида — вместе со схожим по действию гидроксихлорохином. Надо понимать, что мы, как ассоциация, никогда не влезали в вопросы лечения. Но тут мы даже написали в Минздрав, потому что сил терпеть не было: 10 апреля ФМБА опубликовало громкое заявление, что ими доказана вирусная активность мефлохина в отношении возбудителя COVID-19. Оказалось, они имеют в виду лабораторные исследование и влияние препарата на клеточную культуру в пробирке. Вы меня извините, но если клетки полить той же «Белизной», тоже будет вам нехилая противовирусная активность», — говорит Завидова.

Мы поговорили об использовании лекарств с несколькими врачами из Москвы и регионов. Врачи из Барнаула, Краснодара, Петербурга и Нижнего Новгорода, говорившие с нами на условиях анонимности, ни разу не упомянули мефлохин в своих схемах лечения COVID-19. Не слишком активно им пользовались и в московских больницах.

«Мефлохин? Ой, нет, мы им не работали, — сказала Дарья Камышова, клинический фармаколог Пироговского центра. — Мне казалось, использовать мефлохин — сомнительная идея, если учитывать, что при COVID-19 его никто не исследовал. Не было рекомендаций по его использованию у зарубежных коллег. Зато у мефлохина есть побочные эффекты — в частности, развитие серьезных неврологических расстройств». 

Мефлохин не используют и в ГКБ № 15 имени О.М. Филатова, главном ковидном госпитале Москвы, в котором на пике лечились 1700 человек, говорит главный врач клиники Валерий Вечорко. «Мы не давали мефлохин», — сказала главврач московской ГКБ имени И.В. Давыдовского Елена Васильева.

Представитель ФМБА Анна Спрогис не ответила на вопросы , отправленные ей в мессенджер.

Лечение и бюрократия

В начале пандемии, рассказывает представитель «Санофи», процесс получения лекарств замедляло то, что препараты, которыми врачи лечили COVID-19, были изначально зарегистрированы для других заболеваний. Из-за этого в больницах шли на хитрость: в заявках на закупки, которые согласовывались в профильных ведомствах, указывали заболевание строго по инструкции к лекарству. Так, заявки на тоцилизумаб — препарат, используемый при ревматоидном артрите, которым лечили тяжелую форму COVID-19, — подписывали ревматологи, вспоминают два наших собеседника в фармкомпаниях; эту информацию подтвердил врач в одной из региональных клиник. 

«В начале больницы закупались по заболеванию, которое было указано в инструкции, иначе бы эти закупки не были оплачены. Дальше стали работать по новым правилам», — объясняет источник , близкий к руководству Минздрава. 

В конце марта министерство финансов упростило порядок закупок на время пандемии. В регионах сильно легче не стало. «Нам говорили, что стратегический запас держит Москва», — вспоминает Саният Магомедова из Дагестана. «Если бы постановление приняли раньше, люди не умирали бы от цитокинового шторма без тоцилизумаба», — категоричен представитель «Санофи».

В столице перебоев не было: тот же тоцилизумаб, рассказывает главврач московской ГКБ № 52 Марьяна Лысенко, показывал неплохие результаты в лечении пациентов с тяжелым течением болезни. Правда, клинические исследования говорят об обратном. 

«Поскольку в Россию COVID-19 пришел позже Китая и Италии, мы уже имели их ценный опыт, нам было проще. Например, в Москве в протоколы лечения в большинстве клиник сразу вошли блокаторы цитокинового шторма. Мы широко и рано, при первых признаках шторма вводили тоцилизумаб. У многих больных клинический эффект был несомненным», — убеждена Елена Васильева, главврач московской ГКБ имени И.В. Давыдовского. 

В больницы, как правило, попадали те, кто уже некоторое время лечился дома — под наблюдением участкового врача из ближайшей поликлиники. В поликлиниках лечили по рекомендациям Минздрава. «Росздравнадзор и фонд ОМС требуют дословного соблюдения методических рекомендаций Минздрава. Раньше это была просто бумажка, но правительство РФ издало распоряжение, что с 8 июля рекомендации обязательны для применения — вместе со всеми арбидолами, что там налеплены», — рассказывает врач из Петербурга, говоривший с «Медузой» на условиях анонимности. При этом доктора должны были еженедельно отчитываться руководству — с точным указанием количества выписанных препаратов.

45-летний журналист Ильяс заболел ковидом в мае одновременно с мамой — она переносила болезнь гораздо хуже, чем сын. «Я просто просидел дома на карантине, принимая все лекарства, которые мне дали в поликлинике. Там ты делаешь КТ, садишься в кабинете врача, он говорит: «У вас есть показания к приему препаратов от коронавируса», ты подписываешь согласие на экспериментальное лечение, получаешь азитромицин и гидроксихлорохин. У меня был один побочный эффект — сильная диарея. Маму лечили тем же — но у нее пульс был 130 (при норме 60-100), она начала задыхаться. Ее госпитализировали в Пироговский центр и две недели лечили». 

Телеведущий Павел Лобков переболел COVID-19 дома. «Мне врачи из поликлиники сразу нанесли всяких разных препаратов — и «Калетру», и гидроксихлорохин. Мой сосед по дому Денис Проценко сказал: ничего не пей, просто наблюдай за собой, будут проблемы с дыханием — положим». Сам Денис Проценко — главврач ГКБ№ 40 в Коммунарке, где централизованно лечили COVID-19 — не нашел времени для разговора с нами.

Противовирусную «Калетру», комбинированный препарат лопинавира и ритонавира, активно использовали в самом начале пандемии — и заметной эффективности в лечении пациентов не наблюдали, отмечает Камышова.

 «В нашей больнице в локальный протокол мы не включили «Калетру» и гидроксихлорохин, поскольку на мой взгляд уже в апреле было ясно, что доказательств пользы от этих препаратов нет, а побочных действий много», — добавляет главный врач ГКБ имени И.В Давыдовского Елена Васильева. «Калетра» присутствовала в рекомендациях Минздрава с апреля до сентября — сейчас этого препарата там нет. Очень жаль, что там до сих пор остался гидроксихлорохин, добавляет Васильева.

Равны перед болезнью

У терапевта Василия Купрейчика руки покрыты татуировками. При встрече с нами Купрейчик берет татуированной рукой сигарету, закуривает — и цитирует фильм «Изображая жертву»: «Как я в такое ********** [идиотство] вляпался?»

В апреле Купрейчик работал в приемном отделении Первой Градской больницы в Москве. Его первая смена была 17 апреля; за четыре дня после этого все места, отведенные под ковид, оказались заняты. «По первости основные лечебные силы направлялись на «Калетру», гидроксихлорохин и антибиотики, — рассказывает Купрейчик. — В какой-то момент акцент стал смещаться, а я по картине поступающих пациентов заметил, что у них есть склонность к тромбозу, и надо заниматься профилактикой тромбоза, а не давать почем зря «Калетру», от которой пользы ноль, а побочек много. Я написал об этом в фейсбуке». (Среди побочных эффектов «Калетры» — диарея, тошнота, рвота, мигрень и повышение артериального давления.) 

Закуривая очередную сигарету, Купрейчик вспоминает: «Дальше понеслось. Куча комментариев. Алексей Свет, главврач [моей] клиники, говорит мне: «Может, тебе попробовать поработать в отделении терапии?» Я иду в отделение терапии. Там люди работают как машины. В отделении — сто пациентов. Врачи в три смены заполняют четыре вида разных дневников». (Главврач Первой Градской Алексей Свет отказался разговаривать с нами.)

В итоге Купрейчик ушел из Первой Градской — и теперь, по его словам, консультирует «всяких топчиков», то есть обеспеченных людей; мэр Москвы Сергей Собянин в начале пандемии обвинял именно «топчиков» в том, что они завезли в страну «чемодан вирусов» из Куршевеля.

Терапия, которую им назначают, часто не отличается от стандартной. Нам удалось ознакомиться с протоколом лечения мэра столицы одного из южных регионов России. Чиновник заболел в конце июля (официально об этом не сообщалось), ему сразу назначили «Калетру».

«Все надеялись, что если есть бабло, тебя откачают, — рассказывает на условиях анонимности помощник живущего в Европе олигарха, входящего в первую сотню списка Forbes. — Когда шарахнуло, стало понятно, что протоколов нет, доказательств нет, где и что покупать, как и чем лечиться — непонятно. Начальник купил парацетамол и пару упаковок гидроксихлорохина — кажется, он их даже не открыл. Попытался зарезервировать палату в госпитале, но ему отказали». По словам помощника, сперва у его начальника были иллюзии, что можно купить домой аппарат ИВЛ, но быстро стало понятно, что аппарат без специалистов бесполезен.

Российские чиновники и бизнесмены спасались от ковида по-разному — от иглоукалывания до тибетской медицины. Один из крупных российских бизнесменов на всякий случай забронировал за собой палату в частной клинике недалеко от Рублевского шоссе: реанимационную палату он держал за собой с начала и до конца карантина, что обошлось ему в несколько миллионов рублей. Об этом нам на условиях анонимности рассказал сотрудник больницы и подтвердил врач другой клиники, знакомый с руководством той больницы.

Многие выбирали для лечения комфортабельную клинику «Лапино» — она принадлежит известному акушеру-гинекологу, деловому партнеру Сергея Чемезова Марку Курцеру. В этой клинике, в частности, лечился старший партнер GHP Group и бывший член совета директоров ОАО «Роснефть-Сахалинморнефтегаз» Марк Гарбер.

Он переболел COVID-19 в марте и лечился по следующей схеме. «Протокол лечения изначально — «Калетра». Потом — наше все, антималярийный гидроксихлорохин, антибиотик азитромицин и витамины поддерживающие — C, D, цинк», — сказал сам Гарбер нам. В дополнение он пил противотревожные лекарства, «поскольку антималярийные препараты могут вызывать депрессию, вплоть до суицида». Все это время Гарбер был на связи со своими однокашниками в Израиле и Америке — «они работали в [лос-анджелесском госпитале] Cedars Sinai и присылали протоколы лечения, по которым работали; протоколы были примерно такими же, как у нас».

Миллиардер Дмитрий Босов принимал для профилактики ковида несколько таблеток гидроксихлорохина в день, рассказали «Медузе» двое его близких знакомых. «Я не буду комментировать жизнь своей семьи», — так вдова Дмитрия Босова (он покончил с собой в начале мая) Катерина ответила на вопрос «Медузы».

Американская панацея

По словам Ярослава Ашихмина, терапевта и советника гендиректора Фонда Международного медицинского кластера, его обеспеченные клиенты готовы выложить 10 тысяч долларов за коробку ремдесивира — американского противовирусного препарата, который считается главным фармакологическим оружием в коронавирусной войне. Клиенты говорили ему, что всерьез собираются добыть препарат, рассказывает Ашихмин. В ответ он объяснял им, что эффективность ремдисивира — под вопросом.

Специальным препаратом, «который производится только в США», в мае лечили от коронавирусной инфекции и премьер-министра Михаила Мишустина, утверждала «База»; опровержения этой информации не было. Глава правительственной пресс-службы Борис Беляков не ответил на вопросы о том, в какой клинике лечился Мишустин и получал ли он ремдесивир. 

«На пике ремдесивир, на который возлагали большие надежды, в нью-йоркских больницах можно было получить только двумя способами. Организовать клиническое исследование и получить на него одобрение комитета больницы — стандартный протокол, но он занимает время. Второй вариант — compassionate care, то есть помощь из сострадания. Производитель препарата, компания Gilead Sciences, заявила, что для молодых пациентов, а также для детей и беременных они готовы сделать исключение и дать им этот неизученный, но, возможно, работающий препарат. Таким образом мы получили четыре курса — очень маленькая выборка», — рассказывает реаниматолог The Brooklyn Hospital Centre Евгений Пинелис. 

Результаты интерпретировать трудно. «Одна пациентка после того, как мы ей стали давать ремдесивир, совершенно невероятно улучшилась, исход ее госпитализации был неожиданно хорошим — хотя до этого ей было очевидно плохо и были сомнения, что она выживет. Была ли в этом заслуга ремдесивира или какие-то силы природы и ее организма, сложно сказать», — объясняет Пинелис.

Когда пациентку уже выписали, вышло исследование, доказавшее, что в реанимации ремдесивир не подходит. «Он действует, как и положено противовирусному препарату, только на ранней стадии: если пациента поймали до развития тяжелой дыхательной недостаточности или в самом ее начале, исход улучшается. Позже — препарат, похоже, не работает. Проблема в том, что пациенты на таких ранних стадиях редко попадают в больницу — так что у нас в реанимации, скорее всего, пациенты улучшились благодаря поддерживающей терапии, а не ремдесивиру», — объясняет Пинелис.

Несмотря на это, правительство США выкупило у компании-производителя Gilead Sciences почти весь запас препарата.

Летом в России начали клинические исследования препарата. Одно из исследований — по лечению ковида комбинацией тоцилизумаба и ремдесивира — сейчас проводит компания Roche совместно с компанией Gilead Sciences. В клиническом исследовании — 160 пациентов из шести российских медучреждений.

Российский ответ

Вероятно, за ремдесивир в России можно будет не переплачивать: сейчас идет наблюдательная стадия клинического исследования его первого российского дженерика, препарата «Ремдеформ» иркутской группы компаний «Фармасинтез».

«Фармасинтез», который производит «Калетру» для терапии ВИЧ-инфекции, во время пандемии нарастил обороты — с февраля по июнь включительно компания заключила контракты на сумму около двух миллиардов рублей. В 2019 году цифры за тот же период были в полтора раза ниже (данные DSM). Основатель «Фармасинтеза» Викрам Пуния с гордостью называет финансовые показатели своей компании: в 2010 году ее оборот составлял один миллиард рублей, сейчас — 30 миллиардов.

Уроженец индийского Джайпура, Сингх Викрам Пуния в Россию попал в 18 лет по бесплатной программе для студентов — и остался. В прошлом студент Иркутского мединститута, на жизнь Пуния зарабатывал мелкой торговлей и возил в Иркутск все, что пользовалось спросом — от индийских колготок до индийского же пива. Позже, влюбившись в иркутянку Ирину Полякову, Викрам основал компанию «Фармасинтез» вместе с ее троюродным братом Русланом Поляковым. 

Дженерик ремдесивира «Фармасинтез» сделал еще в феврале. Несмотря на то, что патент на оригинальное лекарство принадлежит компании Gilead Sciences как минимум до 2031 года, Пуния считает свои действия правильными: «На сегодня компания Gilead Sciences не предприняла каких-либо мер для того, чтобы ремдесивир был доступен на рынке. Я не знаю, насколько компании Gilead Sciences важны жизни россиян, но они важны для нас. Мы хотим, чтобы у нас тоже была возможность получить эффективное лечение и шанс на полное выздоровление. «Фармасинтез» неоднократно обращался в Gilead Sciences с предложением выплаты роялти в размере 2% от объема продаж за добровольную лицензию, но обратной связи мы не получили».

В клинических испытаниях «Ремдеформа» участвуют 23 российские клиники. 220 участников получили по 10 флаконов препарата. На пятый день, рассказывает Пуния, у тех, кто получил препарат, «произошло явное улучшение по категориальной шкале ВОЗ [шкала тяжести симптомов] и снизилась вирусная нагрузка». Ни одного летального случая, утверждает Пуния, не зафиксировано. Все участники, сообщили нам в компании, были «средней степени тяжести» и выздоравливали за неделю — вместо стандартных двух. Проверить эти слова, пока не опубликованы результаты исследования, нельзя.

Среди крупных ковидных клиник, получивших «Ремдеформ» для исследований, — Центральная клиническая больница управделами президента. Больница не входила в список клиник, перепрофилированных под массовое лечение COVID-19. Здесь стандартно обслуживают «спецконтингент» — чиновников аппарата правительства, премьер-министра и президента. Заведующий инфекционным центром ЦКБ Георгий Сапронов в телефонном разговоре сказал нам, что в больнице «проводилось лечение коронавирусной инфекции у контингента» — и что больница была «одним из центров, где проводилось исследование» ремдесевира. Вопрос о том, сколько пациентов участвовали в исследовании, Сапронов назвал «провокационным». В ответ на нашу просьбу уточнить количество пациентов, лечившихся в ЦКБ от COVID-19, Сапронов сказал, что журналист «некрасиво с ним играет» и заблокировал его номер.

Массовое производство ремдесивира обещают наладить в октябре-ноябре. Для этого Пуния планирует обратиться в правительство за получением принудительной лицензии (которая позволяет в определенных случаях использовать изобретение без согласия того, кто владеет патентом), чтобы «Фармасинтез» производил ремдесивир без разрешения Gilead Sciences.

Свой дженерик ремдисивира недавно сделала и российская компания «Р-Фарм» — один из крупнейших поставщиков препаратов, рекомендованных Минздравом для лечения COVID-19. Глава «Р-Фарм», председатель «Деловой России» Алексей Репик сказал «Медузе»: «Мы закончили с мышками и сейчас будем проводить клиническое исследование с людьми».

Субстанцию ремдесивира собирается производить петербургская фармкомпания «Активный компонент», поставляющая сырье крупным российским производителям — «Фармстандарту», «Нижфарму» и «Вертексу». По словам президента компании Александра Семенова, разработку субстанции «инициировали в марте — на случай, если осенью она будет востребована в связи с новой волной пандемии».

Японский вариант

»Нам сильно помог »Авифавир» (действующее вещество фавипиравир), люди стали выписываться не за три недели, а за неделю», — хвалится в разговоре с нами чиновник городской администрации в одном из регионов центральной России.

Применять фавипиравир против коронавируса без особого успеха пробовали в Японии — при помощи препарата «Авиган». Самые известные российские дженерики этого препарата — «Коронавир» и «Авифавир» — разработали две компании: «Р-Фарм» и «Химрар».

В июне Минздрав упомянул фавипиравир в своих рекомендациях: до этого ведомство одобрило клинические исследования «Коронавира» от «Р-Фарм» и «Авифавира» от «Кромис» — совместного предприятия «Химрара» и Российского фонда прямых инвестиций (РФПИ). Фонд активно инвестирует в бизнес, связанный с коронавирусом — от тестов до вакцины, разработанной в исследовательском центре эпидемиологии им. Н.Ф. Гамалеи. Глава РФПИ Кирилл Дмитриев дважды переносил интервью нам— а в итоге так и не нашел времени для разговора. 

В «Кромисе» нам сказали, что дженерик «Авифавир» для клинических исследований получили в 51 регионе 30 тысяч пациентов: все они «внесены в регистр, на основе которого составлен промежуточный отчет». Препарат, сказали в компании, помогает врачам подавить заболевание на ранней стадии и не дать пациенту перейти в стадию более тяжелую.

«В начале эпидемии китайские врачи перепробовали несколько десятков лекарственных препаратов для лечения больных COVID-19. В середине марта только по одному препарату было уверенное заявление о его эффективности для лечения коронавирусной инфекции. Это был фавипиравир», — добавила представитель «Кромиса». Теперь компания готова производить до 600 тысяч курсов лекарства ежемесячно.

У главврачей больниц, которые вошли в клиническое исследование по фавипиравиру, единого мнения нет. Лекарство хвалит главврач московской ГКБ № 52 Марьяна Лысенко: «В «клинике» препарат давали 20 пациентам, в наблюдательном исследовании — 60 пациентам. Он, безусловно, требует медицинского сопровождения из-за тератогенного эффекта (препарат запрещен к применению у беременных и планирующих беременность женщин из-за высокого риска пороков развития у плода, — наше прим. ), но по ПЦР [полимеразной цепной реакции] мы видим явное снижение вирусной нагрузки». 

«Мне рано четко занять позицию: есть больные, которые выздоравливают на приеме фавипиравира, но есть больные, которым мы отменили этот препарат — увеличились печеночные ферменты», — объясняет главврач ГКБ № 15 имени О.М. Филатова Валерий Вечорко. 

«К тому моменту, когда появился фавипиравир, я стала гораздо более осторожно относиться ко всему, что не имеет доказанной эффективности, а доступных исследований с хорошей доказательной базой по препарату нет. По итогам нашего опыта какие-либо выводы делать сложно: в рамках клинического исследования препарат получали только шесть пациентов стационара. Вау-эффекта не было: был пациент, состояние которого ухудшилось до развития цитокинового шторма, у кого-то отмечено развитие нежелательных реакций. Были пациенты, у которых можно было отметить клиническое улучшение на фоне приема лекарства», — рассказывает Дарья Камышова, клинический фармаколог Пироговского центра.

«Я убил коронавирус за три дня фавипиравиром», — убеждает нас председатель совета директоров «Р-Фарм» Алексей Репик (49-е место в списке Forbes, состояние 1,2 миллиарда долларов). Коронавирусную инфекцию Репик выявил у себя в июне сам: принимая дженерик фавипиравира «Коронавир» миллиардер делал тесты — тоже самостоятельно. К четвертому дню вирусная нагрузка, по его словам, «полностью исчезла». Несмотря на многочисленные побочные эффекты, Репик считает фавипиравир однозначным «препаратом выбора для амбулаторных пациентов» — потому что в этом случае можно будет поймать болезнь «на раннем моменте». Раньше фавипиравиром лечили только в больницах — с 17 сентября он разрешен Минздравом для амбулаторного лечения, препарат может поступить в аптеки уже 21 сентября.

Мощную рекламную кампанию — а «Коронавир», «Авифавир» и еще один российский дженерик фавипиравира «Арепливир» СМИ объявляли «первыми эффективными российскими препаратами от ковида» — испортило исследование университета Fujita. Фавипиравир в лечении коронавируса не помогает, сказали ученые. В «Химраре» ответили, что корректным это исследование считать нельзя, и вместе с РФПИ начали масштабные поставки дженерика фавипиравира в Бразилию.

Российские больницы уже потратили на фавипиравир 367 миллионов рублей (данные госзакупок). «Мы лично продали 17 тысяч упаковок по 12 тысяч рублей. Получили порядка 200 миллионов рублей», — подсчитывает Репик.

При этом считать доходы фармкомпаний от пандемии неправильно, уверен бизнесмен: «Во-первых, упали продажи лекарств, которые требовались нашим пациентам с хроническими заболеваниями — они сидели на карантине и не могли даже дойти до больницы, поликлиники или аптеки. На самом деле, трагедия. Во-вторых, можете посчитать сами: на начало сентября мы заработали на препаратах от коронавируса около миллиарда рублей. При этом объем инвестиций в эти лекарства — в разработку, клинические исследования, производство — пять-семь миллиардов рублей».

Старый знакомый

По подсчетам компании DSM Group, выполненным по нашей просьбе, на лекарства от коронавируса с февраля по июнь включительно в больницах и аптеках было потрачено больше 10 миллиардов рублей.

В расчет брались противовирусные препараты, рекомендованные для лечения именно COVID-19 (а не его осложнений) из действующих на тот момент рекомендаций Минздрава (предпоследняя, седьмая версия). Подсчет делался с февраля, поскольку в конце января в России были зафиксированы первые случаи заражения коронавирусом и резкий рост числа внебольничных пневмоний.

По этим данным в аптеках на противовирусный «Арбидол» (действующее вещество умифеновир) с февраля по июнь включительно потратили почти четыре миллиарда рублей — в четыре раза больше, чем в 2019 году. Производитель лекарства — компания «Отисифарм» — связана с компанией «Фармстандарт», который принадлежит Виктору Харитонину, давнему знакомому семьи вице-премьера Татьяны Голиковой. Сама она возглавляет федеральный оперативный штаб по борьбе с коронавирусом.

Рекламу «Арбидола» в качестве лекарства от COVID-19 признала незаконной Федеральная антимонопольная служба, он не зарегистрирован в США и отсутствует в рекомендациях ВОЗ по лечению гриппа, но продажи препарата только растут: «Арбидол» есть во всех рекомендациях Минздрава, его выдают больным ковидом в поликлиниках и приносят на дом участковые врачи. 

Десять лет назад его искал в аптеке президент Владимир Путин; теперь его скупают в Москве и регионах. «Даже всякие «топчики», которые консультировались у лучших врачей — даже англоязычных, ели гидроксихлорохин и — по привычке — «Арбидол»», — говорит терапевт Василий Купрейчик. 

В бизнесе по производству лекарств от коронавируса участвует и компания «Нанолек». Ее президент Владимир Христенко — сын Виктора Христенко, мужа Татьяны Голиковой и бывшего главы Минпромторга. До «Нанолека» Христенко-младший работал в «Фармстандарте» (а эта компания, как уже отмечалось выше, принадлежит знакомому семьи Голиковой-Христенко Виктору Харитонину).

В мае 2020 года «Нанолек» подал в Минздрав РФ документы на регистрацию дженерика гидроксихлорохина, в июне выпустил первую партию препарата на заводе в Кирове. Вдобавок крупнейший российский производитель гидроксихлорохина — компания «Биоком» (принадлежит АФК «Система» и «Ростеху») — зарегистрировала «Нанолек» в качестве дополнительной площадки для производства своего препарата. Как нам сказал представитель «Биокома», сделано это для того, «чтобы максимально подстраховаться и обеспечить страну необходимым количеством препарата на случай, если ситуация с COVID-19 ухудшится».

До пандемии, сказали в «Биокоме», объемы производства гидроксихлорохина составляли до четырех тысяч упаковок в год; с начала пандемии до апреля 2020-го это число выросло до 170 тысяч.

Вторая волна

Главврач больницы в Коммунарке Денис Проценко обещал, что второй волны в России «не будет», но страна по-прежнему остается на четвертом месте в мире по числу зараженных COVID-19. В России каждый день выявляют больше пяти тысяч новых зараженных, и этот показатель плавно растет (с 4 828 до 5 762 человек в день за последний месяц).

«Мы в ноль никогда не уходили, но у нас в середине лета было меньше ста пациентов [с ковидом одновременно], а сейчас — 200», — рассказывает исследователь Дагестанского медицинского университета Саният Магомедова про больницу, которую она консультирует. В терапии, говорит говорит Магомедова, появился новый фаворит — гормональный препарат «Дексаметазон». Он доступен, недорог, и, как говорят, помогает подавить цитокиновый шторм. 

В Москве число пациентов с COVID-19 тоже увеличивается: в сентябре в городе начали фиксировать более 700 случаев заражения ежедневно (мэр города Сергей Собянин заявил, что это связано с увеличением количества тестов). В ГКБ № 15, главном ковидном госпитале Москвы, в июне было меньше тысячи пациентов, сейчас их — 1300. 

У самого главврача ГКБ № 15 Валерия Вечорко в анализе обнаружились антитела к ковиду, хотя он и принимал регулярно для профилактики гидроксихлорохин. Переболела и клинический фармаколог Пироговского центра Дарья Камышова. Болезнь, сказала она «Медузе», протекала в легкой форме: сильная головная боль и повышенная температура.

— И чем вы лечились? 

— Обычным пломбиром.

— Мороженым?

— Да, обычным мороженым. Это приятно и жар снимает.

Больше Камышова, по ее словам, ничем лечиться не пыталась.

Главврач одного из самых крупных «ковидариев» столицы — ГКБ № 52 — Марьяна Лысенко считает, что доктора научились бороться с осложнениями от вируса, хотя пока и не могут его убить в самом начале. «Вы хотите, чтобы вам сказали, как лечится коронавирус — при этом, чтобы это была одна таблетка, и чтобы мы с этим вирусом научились жить. Но так произойти не может, средства Макропулоса нет, пока коллективный иммунитет не сформирован, помочь может только вакцина», — рассуждает она. Однако в широком доступе вакцина появится в лучшем случае только в феврале 2021 года; пока вакцины нет, врачи лечат тем, что есть.

Вся территория ГКБ № 52 уже несколько месяцев остается «красной зоной». У входа в корпуса устало переговариваются медики в защите, в парке при больнице стоят «редеры» — белоснежные полевые госпитали со свежеотделанными палатами, куда положат новых больных.