Александр Иванов

В середине XVII века, английская Ост-Индская компания, вдребезги проигрывая своим голландским тезкам борьбу за пряности, не стала упорствовать в битве за этот рынок, а создала новый рынок, а точнее — новые рынки, поражающие не только своей маржинальностью, но и свой массовостью.

Сахар, табак, кофе, чай и — хлопок, и даже в первую очередь — хлопок… который в какой-то момент (как сырье и, большей частью, как изделия из него) составлял больше 80% всего английского импорта.

Надо отдельно сказать, что обработка хлопка — дело чрезвычайно сложное, требующее исключительной квалификации.

Попытка обрабатывать хлопок в Англии завершилась неудачно — у англичан просто не существовало навыков «вытягивать» из хлопковых коробочек достаточно прочную для обработки нить.

Зато такое искусство существовало в Индии, да не во всей Индии а — в паре штатов.

Впрочем, оставим рассуждения о том, как снижается значимость квалифицированного труда по мере его механизации, на конец нашего рассуждения. Да и вообще для другого случая.

Сейчас важна причинно-следственная связь — выгоднее оказалось импортировать в Англию не хлопок, а ситец.

И вот — англичане заваливают свою страну, да и всю Европу, дешевой и качественной тканью.

И никто уже (включая голландцев) не в силах был противостоять английскому лидерству в мировой торговле.

Никто — кроме английского парламента.

Коллизия заключалась в том, что Англия — страна, которую «создала» шерсть.

Лорд-канцлер не зря же сидит на мешке с шерстью.

Для английской знати, лендлордов, шерсть — основной доход, база благополучия.

Это база мануфактурного производства, основа экспорта и, стало быть, дохода торговцев, в производстве сукна заняты миллионы англичан, вся страна одевается в шерстяные ткани — ну, словом, сплошная благостность и всеобщее удовольствие.

И вот теперь — ситец… Покупатели (продавцы всегда были о них невысокого мнения, что сейчас, что — тогда) легко «изменяют» сукну с ситцем, что, понятно, сказывается на продажах и доходах всей цепочки «шерстяной индустрии».

Особенно отчаянно в палате лордов «переживали» за ткачей, «беспокоясь» за их рабочие места.

Надо принимать меры.

И меры не заставляют себя ждать, даже не так — они сыпятся из английского парламента, как из рога изобилия (понятие «бешенство» уже было тогда известно, но принтер еще не был изобретен, поэтому воспользуемся характеристиками той эпохи).

К изобилию. в итоге эти меры не привели, но многие «идеи» английского парламента того времени достойны упоминания.

Например, идея о том что хоронить мертвых можно только в одежде из шерсти (отличная идея, они-то не станут кочевряжиться, в отличии от живых).

Предлагалось так же обязать всех студентов и преподавателей, всех госслужащих и чиновников, всех военных и проч. — то есть всех, до кого могли только дотянуться руки — обязать носить одежду только из шерсти.

Еще была идея обязать носить шерстяные одежды все население страны как минимум шесть месяцев в году.

И замечательная идея обязать служанок с доходом до определенной суммы носить шляпы из фетра.

И еще много-много другого, столь же восхитительно-«полезного».

Напрасно английские фритридеры, сторонники свободной торговли, убеждали, что дешевый ситец — благо для людей («Если кто-то бы вдруг стал кормить нас очень дешево или даже бесплатно, разве не было бы безумием отказаться от этого? Это позволило бы нам сэкономить деньги потратить сэкономленное на другое, отчего общий баланс торговли только бы выиграл» — писал один из них) — идиоты задавили количеством.

В 1701 году был, наконец-то, принят «запретительный акт», фактически убивший легальный импорт ситца (но разрешающий импорт сырья — хлопка, который, как мы помним, в Англии тогда так толком и не научились обрабатывать).

«Акт», как и все запретительное — это непременно выстрел себе в ногу. Этот закон оказался хорош тем, что стрельба велась очередями.

Во-первых, запрет резко поднял спрос на ситец. Сработало и правило сладости запретного плода, и боязнь дефицита.

Во-вторых, буйным цветом расцвела контрабанда — обычный спутник любого запрета. По словам источников, в пике запретов больше 40 тысяч контрабандистов (в основном французов и голландцев) смогли полностью удовлетворить спрос англичан на так полюбившуюся им ткань.

С этим тоже стали бороться — был введен полный и категорический запрет на ношение одежды из ситца. Замеченный в нарушении штрафовался на 5 фунтов (средняя годовая зарплата ткача того времени) в пользу доносчика.

В-третьих — этот закон стал своего рода стартовым сигналом для изобретателей тех лет, потому что стало ясно, какие фантастические богатства сулит «укрощение хлопка».

И изобретения посыпались, как из рога изобилия.

В итоге в течении последующих 40 лет технические достижения Кея, Полла, Уайта, Харгривса, Аркрайта и Кромптона позволили создать настолько успешный, по тем временам, механизм, который делал безупречно качественную нить при минимальном участии человека. Техника постоянно совершенствовалась — если прялка Харгривса «Дженни» заменяла 6 человек, то внедрение каждой мюль-машины Кромптона стоило рабочих мест уже 50 «борцам против ситца».

Произошедшее потом отлично известно всем по урокам истории и достойно отдельного рассказа.

А этот рассказ можно на этом и закончить.

Обычно в таких случаях в завершении пишут, что все совпадения случайны, аналогий проводить не стоит — и прочее, и прочее, и прочее.

Я же скажу, что — и совпадения не случайны, и аналогии проводить непременно надо — хотя и понимаю, что все совпадения и аналогии никогда еще никого и ничему не учи